Ты нам во славу и в позор,
 Сергей Есенин.
Не по добру твой грустен взор
 в пиру осеннем.

Ты подменил простор земной
 родной халупой;
не то беда, что ты хмельной,
 а то, что глупый.

Ты, как слепой, смотрел на свет
 и не со зла ведь
хотел бы славить, что не след
 поэту славить.

И, всем заветам вопреки,
 как соль на раны,
ты нес беду не в кабаки,
 а в рестораны.

Смотря с тоскою на фиал —
 еще б налили,—
с какой ты швалью пропивал
 ключи Марии.

За стол посаженный плебей —
 и ноги на стол,—
и баб-то ты любил слабей,
 чем славой хвастал.

Что слаще лбу, что солоней —
 венец ли, плаха ль?
О, ресторанный соловей,
 вселенский хахаль!

Ты буйством сердца полыхал,
 а не мечтами,
для тех, кто сроду не слыхал
 о Мандельштаме.

Но был по времени высок,
 и я не Каин —
в твой позолоченный висок
 не шваркну камень.

Хоть был и неуч, и позер,
 сильней, чем ценим,
ты нам и в славу, и в позор,
 Сергей Есенин.